Хотя прошло уже более 70 лет, мы помним Великую Отечественную войну. Ожесточенные бои не только на земле и на море, но и в воздухе. Одни наши воздушные бойцы возвращались с победой и без единой царапины, другим просто не везло или не хватало мастерства. А кто-то чудом возвращался на родную землю на изрешеченной машине, а то и на парашюте, но живой. Бог спас? Нет. Словно ангелы-хранители за нашими летчиками стояли вполне реальные ученые, конструкторы, рабочие, стремившиеся сделать наши самолеты не только скоростными, маневренными, но и живучими.

При слове «живучесть» первым делом на ум приходят мысли о броне. И действительно, уже на наших истребителях И-15 и И-16, воевавших  в Испании в конце 30-х годов, стояла бронеспинка, защищающая летчика от огня истребителя, зашедшего в хвост. Конечно, от снарядов авиационных пушек она могла защитить разве что лишь при скользящем ударе, но пули от пулеметов держала надежно. Ведь у многих истребителей запас снарядов (они же тяжелые!) был меньше, чем запас пуль. Вот что вспоминал об одном случае, когда его поврежденный МиГ-3 пытались добить 3 «Мессершмитта» наш знаменитый ас А.И. Покрышкин:
«Добивать поврежденный самолет, пока он не рухнет на землю, — к этому у врага особое пристрастие. «Мессершмитты», уверенные в своей безопасности, поочередно заходили и расстреливали дымящий, медленно терявший скорость и устойчивость самолет. Врагам, конечно, хотелось увидеть падение МИГа, взрыв, огненный столб. Но я еще мог бороться. Спустился ниже на сиденье, чтобы меня защищала бронеспинка, и стараюсь уклоняться от новых попаданий.

       В эти горькие минуты я постиг одну методическую тонкость стрельбы немецких истребителей по моему самолету. Они сначала выпускали длинную очередь из пулемета, потом посылали несколько снарядов. Это открытие спасло самолет и мою жизнь. Услыхав, как тарахтят в бронеспинку пули, я отсчитывал эти удары почти так же, как толчки пульса, и улавливал момент, когда надо было, теряя драгоценную высоту, бросить самолет влево или вправо. Пушечная трасса проносилась мимо. Я летел дальше.»

Покрышкину удалось совершить вынужденную посадку и остаться в живых благодаря живучести его самолета. Но истребитель может быть обстрелян не только сзади, но и спереди, например, когда идет на вражеский бомбардировщик, стрелки которого ведут ответный огонь. Здесь Германия нас опередила – кабина «Мессершмитов» спереди имела плитку толстого бронестекла. Непросто нашим ученым было найти способ его изготовления. Первые образцы разлетались от винтовочных выстрелов на куски. С трудом налаженное производство поначалу давало слишком мало бронестекла и его направили для штурмовиков Ил-2. Истребителям пришлось подождать… Вот еще строки из воспоминаний Покрышкина:
«На другой день мы похоронили Яковлева на месте его падения. Он был убит пулей в лоб. В стекле кабины оказалась только одна пробоина. Летчика не спасли два счастливых сантиметра, не спас… прицел. Вспомнив случай с Яковлевым, я задумался о более надежной защите кабины истребителя спереди, о бронированном стекле. Сколько бы отваги придала такая защита летчикам, сколько бы жизней спасла!»

Здесь Покрышкин вспоминает случай, когда в такой же ситуации пуля попала в прицел его самолета. Отклонись она на 2 сантиметра в любую сторону – попала бы в голову. А вот воспоминания нашего летчика штурмовика Г.М. Рябушко:
«На меня раз в лобовую атаку "мессер" зашел. Я как раз из пике выхожу и - оп! - вот он мне навстречу стреляет, только огоньки сверкают. Настолько неожиданно все получилось, что я даже на гашетки нажать не успел. Он проскочил и смылся (испугался, наверно, больше моего). Перепутал штурмовик с кем-то. Обычно-то немецкий истребитель на "Ил" в лобовую в жизни не зайдет. Так вот, влепил этот немец мне 20-мм снаряд в лобовое стекло. Так оно все только трещинами пошло, такой "паук в паутине" образовался. То же самое получилось, когда мне в лобовую броню снаряд от "эрликона" попал - только трещины. Нет, броня на штурмовике вещь очень стоящая и, безусловно, необходимая. Без брони штурмовика нет.»

Теперь вы видите, что за всякую задержку, за всякую помеху развитию науки и техники порой приходится платить человеческими жизнями.
Наконец-то с 1943 года бронестекло стали ставить на все истребители. Причем на новые – не только спереди. Дело в том, что в начале войны истребители делали так, что их хвост был как бы продолжением фонаря кабины. Самолет получался гладким, обтекаемым, развивал большую скорость. Но пилот при этом совершенно не видел, что делается у него сзади! Около половины сбитых пилотов не видели того, кто их сбил. Стало ясно, что лишний десяток километров в час не стоит того, чтобы не видеть, кто заходит тебе в хвост. Самолеты стали делать так, чтобы фонарь и сзади возвышался над фюзеляжем (сравните на картинке довоенный Як-1 и Як-1Б 1942 года), а верхнюю часть бронеспинки заменили прозрачным заголовником.

Но броня много весит. Невозможно защитить ею большие части самолета, например бензобаки в крыльях. Но и тут изобретательность конструкторов находила интересные решения. Баки стали покрывать слоем резины, набухающей от бензина. В случае, если через бензобак пролетала пуля, резина за ней смыкалась и течь бензина прекращалась. Но не взорвется ли бак? Посмотрим же на  примере истребителя Ла-7 конца войны, что еще придумали конструкторы для живучести наших самолетов.

Вы наверное удивитесь, но, оказывается, полный бензобак не так взрывоопасен, как полупустой. Ведь в полном баке нет воздуха, поддерживающего горение. Не впускать воздух взамен израсходованного бензина нельзя – бензин перестанет поступать к мотору. Что делать? Секрета особого нет – надо заполнять бензобак не воздухом, а каким-нибудь газом, не поддерживающим горение. Еще перед войной на некоторых самолетах (том же МиГ-3) конструкторы предусмотрели баллончик с газом и необходимые трубопроводы. Однако, одно дело хорошо оборудованный испытательный аэродром. Совсем другое – наспех приспособленная пыльная площадка полевого аэродрома где-нибудь в степи. Тут порой в военной неразберихе еду летчикам не получалось привезти вовремя, что уж говорить о разных газах. В итоге самолетам порой приходилось идти в бой с незаправленной системой. А вот Ла-7 ни в чем таком не нуждался. Его баки заполнялись… выхлопными газами, ведь в них весь кислород уже перегорел в моторе! Конечно же, выхлопные газы для этого охлаждались и очищались от копоти, чтобы не загрязнить бензин.
Вот летчик возвращается из жаркого боя и включает выпуск шасси. Но оно не выходит – перебита гидросистема и жидкость вытекла. Можно, конечно, сесть и так «на брюхо», а потом возиться с погнутым винтом и другими повреждениями. Но зачем? Потянув за специальный трос, проведенный в кабину, летчик мог вручную открыть замки, а затем пустить в систему сжатый воздух. И всё сработает так же, как и на жидкости. Причем устроено всё было очень умно – остатки жидкости при этом выдавливались в систему. Авось на что-нибудь хватит, например, на выпуск закрылков.

Однако война – вещь жестокая. Порой никакой живучести самолета не хватит, чтобы продолжать полет. Но и тут самолет мог еще оказать летчику последнюю услугу… В первые же дни войны наши летчики неожиданно узнали страшную вещь: оказалось, что на большой скорости невозможно открыть фонарь кабины, чтобы выпрыгнуть с парашютом. Тогда стали летать с открытым фонарем. Вот только незакрытый провал кабины нарушал обтекаемость самолета, ему уже не хватало скорости, чтобы нагнать врага. На новых самолетах в опасной ситуации уже можно было не только открыть, но и просто сбросить фонарь. Система была сделана умно – первыми освобождались передние крепления фонаря. И теперь набегающий поток воздуха наоборот помогал оторвать фонарь и отбросить его от самолета.

Мне довелось видеть в музее ВВС в подмосковном городе Монино Ла-7 нашего знаменитого аса Ивана Кожедуба. Однако сейчас судьба музея под угрозой. И к нему тоже уже протянулись жадные лапы мракобесов.

Автор: Дядя Саша.